— Побольше, ц-пожалуйста…
Локки был худой и коричневый, будто вырезанный из куска сосновой коры. Черные волосы падали на уши сосульками. Лукавые глаза — как большущие ягоды-смородины. Губы толстые, нос башмаком.
Он все время ходил голышом. Девчонки сперва отворачивались и сопели от неловкости, а потом привыкли, будто так и надо. Сырая Веранда, правда, ворчала порой, но не от настоящего смущения, а по привычке. Чтобы угодить ей, Локки иногда мастерил себе юбочку из травы. Но трава быстро увядала и рассыпалась, а подновлять ее Локки забывал.
Он ведь гулял в таком виде не из вредности или нахальства, а по обычаю. В тех жарких местах, где Локки жил раньше, все пацаны и девчонки так ходили лет до десяти. А ему не было и восьми.
Непонятно, из какого давнего времени, из какого древнего народа он попал сюда. И главное — почему? Наверно, в пространствах случился какой-то гравито-магнитный и темпоральный сбой и Бесцветные Волны пошли не туда. Не к тем астероидам, что предназначены для детей народа Локки, а в иную грань Кристалла Вселенной. Великий Кристалл — он ведь полон всяких странностей, неведомых науке…
Кстати, настоящее имя Локки было такое, что куда там музыканту Ардональду! Коричневого пацаненка звали Цти-нотакачтилокки-цдана. Попробуйте запомнить и сказать! Вот то-то…
Не думайте, что он из какого-то полудикого племени. У них там была могучая цивилизация. В городе, где Локки жил с родителями, с братьями и сестрами, населения было не меньше миллиона. Каменные дома, храмы, всякие пирамиды, рынки, театры. И школы… Вот только обычаи там процветали зверские. Жрецы, которые командовали всей жизнью, то и дело заявляли, что для милости богов нужны человеческие жертвы. Обычно для таких жертв брали пленников или бедняков, которые задолжали богачам. Но случалось и по-другому.
Однажды долго не было дождей, и жрецы вопросили своих богов: чего те хотят? Потом бычьей кровью нарисовали поперек мостовой черту и решили: кто из прохожих первым ее перешагнет, того и отправят на жертвенник.
А жители-то ничего не знали! Тем более ребятишки! И беззаботный Цтинотакачтилокки-цдана вприпрыжку гнал по плитам звонкий бронзовый обруч — такие недавно появились в городе игрушки. И конечно — через черту…
Нет, жрецы не схватили мальчишку сразу. Проследили, где живет, а потом с бубнами и флейтами явились к его дому и объявили «волю богов».
Мама тут же упала без чувств. Отец — он был покрепче и чтил законы. Встал на колени и благодарил жрецов за великую честь, оказанную его сыну: мальчишке суждено спасти от засухи великий народ Цтаанатаиннакоа-ката… А Локки сперва ничего не понял. Даже интересно было, как его обрядили в яркие длиннополые одежды и под музыку водят по улицам, а люди воздевают руки и падают ниц. Но скоро он сообразил, что к чему, обмер от страха и попытался бежать из храмовой комнаты для почетных жертв. Но разве от жрецов скроешься!..
Наутро беднягу привели на площадь перед громадной ступенчатой пирамидой (чья вершина упиралась во владения Пернатых Владык). На площади, несмотря на солнечный свет, чадили сотни факелов. Гудели бубны. С Локки сняли парадные одежды (чтобы не запачкать; глядишь, пригодятся для другого). Положили его, ревущего от ужаса, спиной на выпуклый камень-жертвенник, дядька в золоченом колпаке взял кривой бронзовый нож…
Локки так и попал на астероиды — с черно-красной квадратной дырой в груди, где не было сердца.
Конечно, скоро сердце выросло, рана закрылась, коричневый мальчишка повсхлипывал, пооглядывался и — как все — начал привыкать.
Скоро научился Локки языку, на котором говорили остальные. Пытался учить новых друзей своему, но только Голован и Доня усвоили несколько фраз. Остальные — никак. Потому что не язык, а какое-то сплошное «та-та-каканье» и «цеканье»…
Ну, Локки начал разговаривать на выученном языке и рассказал свою историю. Конечно, вы можете удивиться: как рассказал, если на астероидах не принято говорить о прошлом? Да, не принято, но иногда приходится. Если попадаешь сюда впервые. Должны же обитатели здешнего мира знать друг про друга: кто откуда…
Локки с первых дней почти не скучал. Сначала он решил, что попал с жертвенного камня прямо в звездное жилище богов. А когда разобрался, что к чему, сильно тосковать было уже поздно. Хотя кто знает, может, и он потихоньку плакал иногда перед сном в своей хижине…
А сейчас Локки за обе щеки уплетал почти настоящие вареники и каждые полминуты просил еще. Его щеки были перемазаны вишнями и сметаной, он похлопывал по животу. Живот сделался выпуклым, как набитая коричневая сумка с кнопочным замком.
— В конце концов ты лопнешь, — пообещала Сырая Веранда голосом старинной гувернантки.
— Ну и ц-што ц-такого? Лопну и опять склеюсь… Аленка, ц-дай еще…
Однако новый вареник он проглотить не успел. По Вселенной разнесся яростный рев. По всем, даже самым глухим пространствам. От него закачались, как елочные игрушки, отдаленные галактики и зашаталась Минькина голубятня.
Все подскочили, а музыкальный Доня поморщился. Он терпеть не мог таких вот негармоничных звуков.
— Опять этот Рыкко…
Да, безусловно, это ревел «великий и непобедимый, грозный и безжалостный, черный и многолапый» Ужас Вселенной — Рыкко Аккабалдо.
Разумеется, в пространствах почти нет воздушных масс и обычные звуковые волны в них не проходят. Но зато хватает всяких других — магнитных, радиокосмических, гравитационных, электрических и таких, у которых пока нет названий. Жители астероидов прекрасно слышали их — так же, как на Земле слышат обычные звуки. И вот Рыкко Аккабалдо ревел на всех этих волнах, причем сквозь ярость пробивались жалобные нотки.
— Чегой-то со стариком не того, — сказал Голован, дожевывая вареник. — Азотную комету опять проглотил, что ли?
Но оказалось, что дело не в комете.
Скоро появился Коптилка, и все стало ясно.
Чумазый Коптилка светился удовольствием. Он молча набросился на вареники и жевал их с таким шумом, что у других чмокало в ушах.
— Рассказывай, — велел Голован. Все уже понимали, что вопли «великого и непобедимого» — результат каких-то Коптилкиных дел. (Кстати, приглушенные стоны и ворчание Рыкко все еще были слышны.)
Коптилка дожевал вареник и рассказал.
Вот что было. Когда он улетел с Минькиной планеты, то отправился не к себе, а на поиски Рыкко Аккабалдо. Найти «грозного и безжалостного» было нетрудно — тот улегся отдыхать и похрапывал так, что эхо отзывалось во всех пространствах.
Рыкко соорудил себе лежбище из пушистых магнитных полей и растянулся между галактикой Желтая Сковородка и туманностью Большой Омлет (это Голован придумал такие названия). Он любил принимать иногда громадные размеры, потому что страдал (опять же по словам Голована) манией величия. Не понимал «черный и многолапый», что это смешно и бесполезно. Ведь Вселенная-то бесконечна, в ней раздувайся хоть до каких размеров, все равно с Бесконечностью не сравнишься.
Перед ней, перед Бесконечностью, одинаковы микроб и самое громадное скопление галактик.
А может, Рыкко Аккабалдо хотел поразить своими размерами жителей астероидов? Но те умели вырастать до любых размеров не хуже Рыкко. Только редко делали это, не было смысла.
Но на этот раз Коптилка поднатужился и вырос — так, чтобы сделаться ростом хотя бы с одну из лап Рыкко. Лапы эти, похожие на черные человечьи ступни, свисали с магнитного матраса по сотне с каждой стороны — как бахрома из пяток и пальцев. Драконий хвост свисал тоже и терялся где-то в созвездии Три Обезьяны. Крокодилья пасть была открыта и при каждом похрапывании выпускала светящийся пар, похожий на клочья Млечного Пути. Лежал Рыкко кверху выпуклым пузом. Пуп его был похож на кратер погасшего вулкана. Рыкко любил, когда его пузо щекочут лучи ярких созвездий.
Коптилка выбрал неподалеку осколок твердого прозрачного пространства, умело смастерил из него большую выпуклую линзу и подобрался к Рыкко снизу (то есть со стороны свисающих лап). Линзой он сфокусировал свет полутора миллионов звезд. Когда их лучи рассеяны, они лишь щекочут. Но если собрать их вместе… Коптилка собрал и направил этот луч на одну из толстых черных пяток.